Брак — таинство любви (Беседа митрополита Антония Сурожского)

Брак — восстановление единства “Не хорошо быть человеку одному … И будут два едина плоть,” — сказал Господь, устанавливая брак (Быт. 2 гл.). “Тайна эта велика,” — говорит апостол Павел о браке (Еф.).

Действительно, в мире, раздираемом враждой и ненавистью, в котором многие стараются перехитрить или использовать друг друга, где все идет вразброд, брак — это чудо! В браке кончается рознь и отчужденность и начинается единая жизнь, в которой два человека, потому что они полюбили и приняли друг друга, сливаются в одну личность и становятся чем-то большим, чем просто два индивидуума.

Легко и часто выгодно жить только для себя, посвятить себя своим интересам, делать только то, что хочется, не ограничивая себя чужыми нуждами и желаниями. Ценя свою свободу, многие не связывают себя семейными обязательствами, а живут — кто для прибыли, кто для развлечений, кто преследует какие-то другие личные интересы. От такого эгоистического отношения к жизни общество дробится и распадается, и в конечном итоге, и следа не остается от того дивного, чудного единства, которое по замыслу Творца должно было существовать между людьми. В этом плане справедливо смотреть на брак, как на чудо восстановления единства там, где оно не может быть восстановлено политическими и социальными мероприятиями.

Связывающей и созидающей силой брака является любовь. Чтобы понять это, надо сперва уяснить себе, что такое любовь, потому часто этим словом мы обозначаем самые разные чувства и состояния. Мы говорим, что любим Бога, что любим родителей, что любим жену, мужа, детей.. Но мы также применяем это слово в самых тривиальных случаях, говоря, например: я люблю мороженое, я люблю прогулки, я люблю футбол, я люблю театр и так далее. Говоря так, мы принижаем это святое слово и оказываемся пленниками семантической запутанности.

Любовь — это удивительное чувство. Оно больше чем просто чувство, оно — состояние всего существа! Любовь начинается в тот момент, когда мы прозреваем в глубину другого человека и как бы начинаем видеть его сущность. Конечно, когда мы говорим: “Я вижу,” мы не хотим сказать “постигаю умом” или “вижу глазами,” но — “постигаю всем своим существом.” Если можно дать сравнение, то так же я постигаю красоту, например, красоту музыки, красоту природы, красоту произведения искусства, когда стою перед ним в безмолвном изумлении, воспринимая то, что передо мной находится, не будучи в состоянии выразить это никаким словом, кроме как восклицанием: “Боже мой! До чего это прекрасно!”

Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы смотрим на него без желания им обладать или над ним властвовать, без желания каким бы то ни было образом им воспользоваться, — только любуемся той духовной или физической красотой, которая перед нами.

Связующая сила любви Когда мы находимся лицом к лицу с человеком, на которого смотрим глазами любви, не глазами похоти, а именно любви, то мы приобщаемся к нему, и между нами зарождается некая невидимая связь. Восприятие человека происходит на глубине, которая за пределами слов и эмоций. Верующий сказал бы: “Когда я вижу человека в этом свете, в свете чистой любви, то я вижу в нем образ Божий, икону.” Фактически, каждый из нас представляет собой образ Божий, икону, святыню, но мы часто не замечаем этого, а видим только внешние и случайные признаки.

Это еще не значит, что такая “икона” во всех отношениях совершенна. Мы знаем, что порой случается с картиной великого мастера или с любым произведением искусства, с любой формой красоты: она может быть повреждена, изуродована. Небрежность, неблагоприятные обстоятельства, злоба могут изуродовать даже самый совершенный предмет искусства. Когда мы взираем на произведение великого мастера, например, прекрасную картину, которая была повреждена или осквернена, мы можем видеть в ней либо испорченность, либо ее оригинальную красоту. Если мы смотрим на нее глазами любви, то увидим именно прекрасное, а о повреждении ее будем лишь горевать и плакать. Реставратор может отдать много лет своей жизни на то, чтобы все поврежденное в этой картине исправить и восстановить ее в первоначальной красоте.

Этот пример подводит нас к пониманию, что такое подлинная любовь: глядя на человека, прозреть в его природную красоту — и поскорбеть о том, что жизнь исказила в нем. Любовь непременно включает в себя сожаление и боль о том, что человек несовершенен, поврежден, и одновременно радость о том, что в своей глубине он так изумительно, неповторимо прекрасен. Вот если мы научимся именно так смотреть на человека, то сможем полюбить его, несмотря на его недостатки.

Нередко случается, что кто-нибудь спросит любящего другого: “Что же ты в нем нашел?” А тот ответит: “Да разве ты не видишь, как она прекрасна, или как он красив?” И оказывается: да, так оно и есть, этот человек прекрасен, потому что любящий видит красоту, а безразличный или враждебно настроенный — только недостатки.

Таково свойство любви! Она всецело объемлет человека и вместо того, чтобы осуждать его недостатки, она желает исправить их. Это — то, что можно назвать созерцательным отношением к человеку. Здесь человек, глядя на другого, видит за пределами его внешних, порой невыгодных черт; улавливает некую глубину, которая им воспринимается красивой.

Но, говоря о созерцании, уместно ли пытаться создавать на нем какие-то конкретные жизненные планы? Мы можем созерцать Бога, созерцать икону, любоваться красотой природы, вглядываться в картину, глубоко переживать музыку — это все понятно. Но каким же образом такое созерцание может привести к каким-то постоянным человеческим отношениям? Очевидно, ответ в том, что в данном случае созерцание обоим открывает путь, в котором они становятся способными на самой глубине, за пределами слов, понимать и чувствовать друг друга и даже слиться в единство.

Кто из нас не сидел с дорогим ему человеком — матерью, женой, мужем, другом — в вечерний час, когда спускались сумерки, когда все затихало вокруг. Вначале идет разговор, потом он замирает, но остается какая-то тишина; мы прислушиваемся к звукам: к потрескиванию дров в камине, к тиканью часов, к внешним отдаленным шумам; потом и эти звуки исчезают, и наступает глубочайшая тишина, безмолвие души. И вот в этом безмолвии вдруг чувствуешь, что стал так близок своему другу, тому человеку, который рядом находится. Здесь оба соединяются на такой глубине взаимного переживания, где слова не нужны: они вместе, и, если любовь достаточно глубока, они как бы слились в одно.

Такое состояние преимущественно свойственно браку — не только в отношении чувства и общения в мысли, но и к телесному соединению. Однако здесь необходимо помнить, что телесное единство двух любящих друг друга людей — не начало, а результат и завершение их более глубоких отношений. Лишь тогда, когда два человека стали едины сердцем, умом и духом, их единство может выразиться в физическом соединении, которое становится тогда уже не жадным обладанием одного другим или пассивной отдачей одного другому, а таинством, предначертанным Творцом.

Один из отцов Церкви в древности сказал, что мир не может существовать без таинств — то есть без того, чтобы какие-то состояния, какие-то взаимоотношения были бы сверхземными, небесными, чудесными. Брак, как единство двух существ, в мире борющихся стихий и взаимной борьбы, в которой сильные выживают за счет более слабых, поистине является таинством и чудом.

В чем ценность брака Как верующие, так и неверующие встревожены в наши дни неустойчивостью браков и горем, которое эта неустойчивость приносит и супругам, и их детям. Многие озабочены раздробленностью семей и безрадостностью семейной жизни, которая царит сейчас повсеместно. Это происходит отчасти потому, что идеал брака, данный нам в слове Божием, сейчас поколеблен в сознании людей.

Многие рассматривают брак просто, как частный договор. Они ощущают себя отдельными людьми, вне общества, имеющими право устраивать свою жизнь, как им кажется выгодным. Если всмотреться в причины, побуждающие людей на вступление в брак, то здесь выявляется несколько категорий. Некоторые вступают в сожительство, потому что они нравятся друг другу, потому что между ними существует физическое или психологическое притяжение. Они не ищут в браке осуществления какой-либо высшей цели. Им кажется, что пока они телесно или психологически удовлетворяют один другого, то этого достаточно. Они не ищут ни Божьего благословения, ни более глубокого взаимного духовного контакта.

Другие вступают в брак, потому что, помимо душевной и физической согласованности, их объединяет еще известный общий идеал. Они хотят стоять не лицом к лицу, а плечом к плечу, они не хотят провести жизнь лишь во взаимном удовлетворении, но хотят вместе вступить в жизнь и творить жизнь. В зависимости от того, каковы их убеждения, одни — неверующие — будут искать доступную им глубину в чисто человеческом плане; другие — верующие — будут стремиться к осуществлению идеала в духовном измерении. Некоторые просто верят в какое-то неопределенное божество, в какую-то высшую силу и будут, с одной стороны, искать помощи от этой силы, или доброго слова, сказанного от имени этого божества, а, с другой стороны, будут вдумываться: как можно создать наиболее совершенный. брак

Те, кто верит в определенного Бога будут искать осуществления брака по таким образцам, которые даны в христианской Церкви: брак как единство, брак как образ вечной жизни. Есть вечное измерение в браке, которое, может быть, лучше всего выразил французский писатель Габриэль Марсель, написавший: “Сказать человеку: ‘Я тебя люблю’ — то же, что сказать ему: ‘Ты будешь жить вечно…’”

При таком отношении к браку, служба бракосочетания не является просто красивым церковным обрядом. Она — начало динамического роста, созидательная сила которого выражается в целеустремленном движении, направляемым Божиим благословением.

Свойства подлинной любви Мы все думаем, будто знаем, что такое любовь, и умеем любить. На самом деле очень часто мы умеем только лакомиться человеческими отношениями. Мы думаем, что любим человека, потому что у нас к нему ласковое чувство, потому что нам с ним хорошо; но любовь — нечто гораздо более глубокое и требовательное.

В любви есть три стороны. Во-первых, человек любящий дает и хочет давать. Но для того, чтобы, давая, не причинить боль получающему, нужно уметь давать. Как часто случается, что наша любовь не является настоящей, самоотверженной и щедрой любовью, она просто служит для укрепления нашего чувства собственного превосходства. Нам хочется, часто не вполне сознательно, показать себе самому и другим свою значительность. Но получать выражение любви от человека на этих условиях — очень больно. Любовь только тогда может давать, когда она совершенно бескорыстна. Когда человек дает, он должен это делать (по выражению одного немецкого писателя), как птица, которая поет от избытка желания петь: то есть, не потому, что требуется от него определенная помощь или жертва, а потому, что давать — это радость для души, в которой забываешь себя ради блага любимого. К сожалению, такая любовь очень редко встреается.

С другой стороны, в любви надо уметь получать. Получать, порой, гораздо труднее, чем давать. Мы все знаем, как мучительно бывает, получить благодеяние от человека, которого мы или не любим, или не уважаем; это бывает унизительно и даже оскорбительно. Мы можем наблюдать в детях: когда кто-нибудь ими не любимый, (или в любовь которого они не верят) дает им подарок, им хочется выбросить этот подарок, потому что он ранит самую глубину их души. И вот для того, чтобы уметь давать и уметь получать, нужно, чтобы любовь дающего была самозабвенной, а получающий любил дающего и верил безусловно в его любовь. Западный подвижник Венсан де Поль, посылая одну из своих монахинь помогать бедным, сказал: “Помни — тебе нужна будет вся любовь, на которую способно твое сердце, для того, чтобы люди могли тебе простить твои благодеяния…”

Но даже там, где и давать, и получать — праздник, радость, есть еще одна сторона любви это — деликатность и чуткость, когда человек по любви к другому готов отойти в сторону. Развивать в себе эти свойства очень важно. Допустим, что муж и жена любят друг друга крепко и ласково. Но один из них испытывает ревность не по отношению к кому-нибудь реальному сопернику, который мог бы поставить под вопрос их нынешнюю любовь, а по отношению к прошлому. Например, отстраняются друзья или подруги детства; отталкиваются куда-то вглубь воспоминаний переживания прошлого. Тому, кто так неумно любит, хотелось бы, чтобы жизнь началась только с момента их встречи. А все то, что предшествует этому, все богатство жизненного опыта и отношений кажется ему опасностью; то есть то, что живет в душе любимого человека помимо него. Потому что человек не может начать жить с какого-то, даже самого светлого, дня встречи с любимым, дорогим человеком. Он должен жить с самого начала своей жизни. И любящий должен принять тайну прошлого и беречь ее, должен согласиться с фактом, что в прошлом были такие отношения любимого человека с родителями, с друзьями, с подругами, такие события жизни, к которым он причастен не иначе, как оберегающей и почтительной любовью. И здесь необходимо научиться доверять друг другу.

Человек начинает любить другого тогда, когда вдруг, неожиданно для себя, видит в нем что-то, чего он раньше никогда не видел. Бывает: молодые люди, девушки принадлежат к какому-то общему кругу, живут бок о бок, работают вместе, принимают участие в общественной жизни. И вдруг тот, кто до сих пор никем не был замечен, делается центром интереса для одного из этого круга; в какой-то момент один человек другого увидел не только глазами, но и каким-то проникновением сердца и ума. И этот человек, который был просто одним из многих, вдруг делается единственным.

Человек тогда предстает с новой красотой, новой глубиной, новой значительностью. Такое видение может длиться годами, может продолжаться всю жизнь. Но порой, по прошествии какого-то времени, это видение тускнеет (как бывает, когда солнце отойдет от окна). И вот в этот момент вступает вера. Вера вот в каком смысле: вера как уверенность, что то, что когда-то было увидено, а теперь стало невидимым — достоверно, несомненно. Такой верой мы все живем, более или менее. Бывают моменты особенных встреч, глубоких, волнующих; потом мы возвращаемся к обычной жизни: но, снова оказавшись лицом к лицу с человеком, связанным с этим переживанием, мы знаем, что видимое нами — не весь человек; что в нем есть такая глубина, которую мы теперь больше не можем прозреть. И мы относимся к этому человеку по-новому. Это очень ясно выявлено в целом ряде молитв чина бракосочетания.

Необходимость всепрощния В взаимоотношениях мужа и жены, кроме любви — то есть ласкового, пламенного и тихого влечения одного человека к другому — еще необходима вера. В начале службы обручения церковь молится о том, чтобы Господь послал бракосочетающимся не только взаимную любовь, но еще единомыслие и твердую веру. Это потому, что не может быть глубоких и прочных взаимных отношений, если между невестой и женихом или между мужем и женой нет взаимной веры — то есть, с одной стороны, доверия, с другой стороны, верности.

Это важный момент хорошо раскрывается дальше в службе, когда читается молитва, в которой упоминается блудный сын. Он ушел из отчего дома, прожил блудную, некрасивую жизнь, раскаялся под давлением обстоятельств и вернулся домой. И что же случилось? — Отец его встречает, он к нему бежит навстречу, его обнимает, целует, и когда сын говорит отцу: “Я согрешил против неба и перед тобой, я недостоин называться твоим сыном…” — отец ему не дает сказать последних слов, которые были приготовлены кающимся сыном на пути. Он хотел сказать: “Прими меня хоть, как одного из твоих работников…” — отец не дает ему этого сказать, потому что недостойным сыном он может быть, но не может быть ничем, меньшим, чем сыном. А дальше отец не спрашивает ни о чем; ему достаточно того, что сын вернулся домой. Он его не спрашивает, кается ли тот, жалеет ли, стыдится ли своего прошлого, не спрашивает его, готов ли он измениться; ему достаточно, что сын вернулся для того, чтобы верить в него до конца.

И мы просим Господа о такой вере, о таком доверии, просим, чтобы оно сохранилось на всю жизнь между мужем и женой. Чтобы, если будет что-нибудь между ними: ссора, непонимание, даже неверность, и один из них вернется и скажет: “Я пришла к тебе, я к тебе пришел,” тот, который остался верен, раскрыл бы объятия и сказал: “Наконец! Я так тебя ждала, я так тебя ждал…” И если виновный скажет: “Можешь ты меня простить?” — чтобы тот его только обнял, поцеловал и даже не упомянул о прошлом.

Тут нужна вера, такая вера, которая может родиться только из зрячей, созерцательной и проникновенной любви, которая способна видеть красоту человека даже в тот момент, когда эта красота затмилась. Потому что нет красоты, которая изуродована до конца в человеке: любовь к нему, вера в него может восстановить то, что, казалось, никто и ничто не сможет восстановить ни наказанием, ни поучением. И это мы видим все время в Евангелии. Мы видим, как Христос встречает грешников: Он их ни в чем не упрекает, Он им не ставит вопросов об их прошлой или настоящей жизни, Он их любит, и в ответ на любовь, которая дается даром, как подарок, человек зажигается благодарностью и ради благодарности становится достойным этой любви. Он может быть любим, но не потому, что достоин: он может научиться быть достойным, потому что он любим.

Эта именно мысль содержится во второй молитве чина обручения, в которой говорится, что Бог выбрал Церковь, как чистую деву из среды язычников. Если мы задумаемся над этим и представим себе: кто эта Церковь? Церковь — это мы с вами: и я, и ты, и все наши друзья; как же мы можем сказать, что Бог нас выбрал как чистую деву? Все мы — грешные, у каждого есть свои недостатки, все мы в большей или меньшей мере — испорчены. Как же, спрашивается, Бог мог, видя нас, такими как мы есть, выбрать как “чистую деву”? — Дело в том, что Бог, видит в нас возможность красоты, видит в нас то, чем мы можем стать, и ради этой возможности Он принимает нас. И потому, что что-то в нас Он увидел не дурное, а прекрасное, не злое, а доброе, не уродливое, а чудесное — мы можем начать расти, расти в изумлении перед тем, что этой любовью нам показана наша потенциальная нравственная красота, о которой мы в себе не подозревали.

И вот нам надо помнить, что единственный способ возродить человека, единственный способ дать человеку раскрыться в полноте — это любить его — любить не за его добродетели, а, несмотря на то, что он несовершен, любить потому, что он носитель прекрасного образа Божия. В это мы можем и должны верить! Мы не всегда можем это видеть, только глаза любви могут нам позволить прозреть это. На человека можно смотреть безразличным взором — и тогда мы ничего не видим, мы замечаем только внешние проявления, черты лица, расцениваем человека так же, как мы расцениваем обыкновенные вещи, которые мы собираемся купить. Нам надо учиться видеть человека таким, какой он есть в своей глубине, в своей глубинной сущности, и соответственно к нему относиться. Так относится к нам Бог. Бог нас любит не потому, что мы хороши, и не потому, что мы заслуживаем Его милость, а лишь потому, что мы способны стать прекрасными.

Подобным образом и супруги должны верить, что своей взаимной любовью они могут помочь друг другу нравственно возвыситься и засиять духовной красотой.